En 2017 pour commémorer le 75-ième anniversaire de la formation de l’escadrille Normandie le musée de l’école №19 et l’aéroclub « Normandie-Niemen » ont organisé le concours de la traduction « Normandie-Niemen : le Pont d’Amitié ». On a proposé aux élèves de traduire du français en russe l’extrait de « L’épopée du Normandie-Niemen » par Roland de la Poype, livre de poche éditions Perrin (Années 1943 -1944). Alexandre Marinine, élève de la classe de 9e est devenu gagnant. Il a reçu comme prix un vol de 20 minutes sur l’aérodrome Khationki et a eu l’occasion non seulement de voir la beauté de la région de Kalouga mais aussi de se sentir comme pilote du « Normandie-Niemen ».
« L’épopée du Normandie-Niemen »
par Roland de la Poype (extrait)
Le 20 mai, nous quittons Mosalsk pour Kozelsk; et le 2 juin nous arrivons à Khationki ou nous retrouvons le 18e régiment de chasseur du colonel Goloubov. C’est sur ce terrain que nous faisons connaissance du patron de la 303e division aérienne, le général Gueorgui Zakharov. Ce colosse aux yeux bleus qui gueule plus qu’il ne parle et qui vous broie la main quand il la serre, est une figure des ailes soviétiques.
Dans la deuxième quinzaine de juillet il s’est passé beaucoup de chose sur le front. Le « Normandie » a été engagé dans la bataille d’Orel, une incroyable mêlée mettant en prise quelque six mille chars, quatre mille avions et deux millions d’hommes. Et c’est dans cette bataille titanesque, le plus grand affrontement de chars de tous les temps, que la poignée de pilotes du Normandie s’est lancée avec rage aux côtés de ses camarades russes de la 303e division. « L’effort maximum » demandé par Zakharov, les aviateurs français l’ont fourni sans compter. En quatre jours 112 sorties et 17 avions abattus. Pendant ces quelques jours Normandie a perdu ses cinq pilotes dont un est le commandant Jean Tulasne.
Zakharov est sous le choc de la mort de Tulasne dont il avait pu apprécier la virtuosité et la bavure : « Tulasne aimait le ciel comme on aime la vie. C’était un aigle, un vrai ».
Le 18 août, nous quittons Khationki pour soutenir les nouvelles offensives. Aux fils des semaines, des relations très profondes vont se nouer entre nous et nos mécaniciens russes. Ces hommes, qui ont pour la plupart notre âge, se révèlent au front d’un dévouement extraordinaire. En plus, ils font preuve d’une véritable vénération pour leur pilote. Lorsque nous nous trouvons sur un terrain très près du front, ça leur arrive de veiller sur notre sommeil, les armes à la main. Ils partagent notre joie après chaque victoire et l’on en a vu plus d’un pleurer la disparition de son pilote, tout seul, dans l’alvéole tristement vide après une mission sans retour.
Le 15 juillet 1944 l’amitié entre le pilote français Maurice de Seyne et le mécanicien soviétique Vladimir Biélozoub va entrer dans la légende. Pendant le vol Maurice a eu un petit problème, apparemment une fuite d’essence. Le commandant Delfino lui a indiqué que le terrain était engagé et qu’il pouvait se poser. Aveuglé par l’essence qui recouvrait son par-brise, de Seynes a essayé plusieurs fois d’atterrir dans les marais voisins, mais sans succès. Voyant que c’était impossible, Delfino a prévenu le PC de la 1re armée. La réponse est parvenue sans tarder : abandonner l’avion et sauter. Delfino a transmis l’ordre à son pilote. Les secondes ont passé, interminables, mais pas la moindre corolle blanche dans le ciel. A ce moment-là, le commandant ignorait encore que de Seyne n’était pas seul au bord. Biélozoub, son mécano et ami, voyageait dans le coffre de Yak.
Les pilotes qui attendaient de prendre l’air se sont massés près de la voiture radio. Par le haut-parleur, ils pouvaient entendre la respiration oppressée de leur camarade qui demeurait silencieux dans son avion enveloppé d’une fumée de plus en plus épaisse.
- Maurice, c’est un ordre, saute ! Il n’y a pas d’autre solution !
Mais de Seynes n’a pas sauté. Quelques secondes plus tard, après une ultime tentative d’atterrissage à l’aveugle, son Yak 9 devenu incontrôlable a explosé en percutant le flanc d’une petite colline.
Maurice de Seynes et Vladimir Bielozoub ont été enterrés, côte à côte, entre deux isbas, à Doubrovka. Juste après cette courte cérémonie, les enfants du village sont venus déposer une brassée de fleurs tricolores sur la tombe de De Seynes. Le premier hommage, simple et spontané, du peuple russe, à l’aviateur français qui s’était sacrifié pour ne pas abandonner son frère d’arme soviétique.
Une vingtaine d’années après notre retour en France, j’ai accompagné le général Zakharov chez la mère de Maurice de Seynes à Paris. Avec émotion, nous avons découvert sur une petite table du salon, l’un à côté de l’autre, les portraits de De Seynes et de Biélozoub.
La mère de notre camarade, une vieille dame, nous a dit de sa voix douce que Maurice avait fait le bon choix et qu’elle était fière de lui. L’imposant Zakharov, pourtant endurci par des années de guerre, avait les larmes aux yeux lorsque nous avons quitté l’appartement.
«Эпопея Нормандии-Неман»
Ролан де ля Пуап
(отрывок)
1943 год:
20-го мая мы покидаем Мосальск и отправляемся в Козельск; и 2-го июня мы прибываем в Хатёнки, где вновь находим 18-ый истребительный полк полковника Голубова. Именно здесь (…) мы познакомились с командиром 303-ей авиационной дивизии, генералом Георгием Захаровым. Этот мужчина атлетического телосложения с голубыми глазами, громким командным голосом и крепким рукопожатием является олицетворением советских летчиков (…).
Мы возвращаемся в Хатёнки во второй половине июля (…). Произошло много событий на фронте (…). «Нормандия» в сражении под Орлом невероятными усилиями уничтожила 6 тысяч танков, 4 тысячи самолетов и 2 миллиона людей (…). Именно в этом, самом массивном за весь период танковом противостоянии, группа летчиков «Нормандии» яростно бросилась на помощь своим русским товарищам из 303-ей дивизии. «Максимум усилий» - просил Захаров, французские летчики помогали, не жалея сил. За 4 дня было совершено 112 вылетов и было сбито 17 самолетов (…).
За два дня «Нормандия» потеряла пятерых летчиков, из которых двое были известными историческими личностями. Один из них – майор Жан Тюлян.
Захаров ценил виртуозность и отвагу (…) Тюляна и был глубоко потрясен его гибелью. «Тюлян любил небо так же, как любил жизнь. Это был настоящий герой» (…).
18-го августа мы покидаем Хатёнки, чтобы поддержать новую наступательную операцию, которая готовилась в районе Ельни (…). На протяжении недель начинают складываться очень тёплые отношения между нами и нашими русскими механиками (…). Эти люди, большей частью нашего возраста, на фронте проявляют удивительную самоотверженность (…).
Кроме того, они проявляют глубокое уважение к их летчикам. В то время как мы находимся на земле, близко к линии фронта, они, проявляя бдительность, оберегают наш сон с оружием в руках. Они разделяют нашу радость после каждой победы (…). И не один из них плакал, если его летчик не возвращался назад после боевого вылета (…).
15 июля 1944 года дружба между французским летчиком Морисом де Сейном и советским механиком Владимиром Белозубом стала легендой (…). Во время полета у Мориса случилась небольшая проблема, видимо, была утечка топлива (…)
Командир Дельфино ему указал, что земля близко и он может садиться. Лобовое стекло, окутанное дымом от горящего топлива, ослепляло его. Де Сейн несколько раз пытался приземлиться, но безуспешно. Понимая, что это невозможно, Дельфино поставил в известность командующего 1-ой армии. Ответ последовал незамедлительно: оставить самолет и катапультироваться. Дельфино передал приказ своему летчику. Шли бесконечные секунды, но на небе не появлялся парашют. В этот момент командир еще не знал, что де Сейн не один на борту. Белозуб, его механик и друг, летел в багажном отсеке Яка.
Летчики, которые отдыхали и ждали на земле, собрались у радиопередатчика. Через громкоговоритель они могли услышать сдавленное дыхание их товарища, который молча оставался в самолете, все больше и больше окутываемом густым дымом (…)
- Морис, это приказ, прыгай! Другого выхода нет!
Но де Сейн не прыгнул. Несколько секунд спустя, после последней попытки приземлиться вслепую, его Як 9, ставший неуправляемым, врезался в склон небольшого холма и взорвался.
Морис де Сейн и Владимир Белозуб похоронены рядом друг с другом в Дубровке. По окончании короткой церемонии деревенские дети возложили охапку трехцветных цветов на место падения де Сейна. Нужно отдать дать уважения русского человека французскому летчику, который не оставил советского брата по оружию, пожертвовав собой (…)
20 лет спустя после нашего возвращения во Францию я сопровождал генерала Захарова к маме Мориса де Сейна на проспект Эйлау в Париже. Растроганные мы увидели на журнальном столике в гостиной, рядом друг с другом, портреты де Сейна и Белозуба.
Мать нашего товарища, пожилая и уважаемая дама, сказала нам нежным голосом, что Морис сделал правильный выбор, что она им годится. Даже у закаленного за годы войны Захарова выступили слезы на глазах, когда мы покинули квартиру.
par Roland de la Poype (extrait)
Le 20 mai, nous quittons Mosalsk pour Kozelsk; et le 2 juin nous arrivons à Khationki ou nous retrouvons le 18e régiment de chasseur du colonel Goloubov. C’est sur ce terrain que nous faisons connaissance du patron de la 303e division aérienne, le général Gueorgui Zakharov. Ce colosse aux yeux bleus qui gueule plus qu’il ne parle et qui vous broie la main quand il la serre, est une figure des ailes soviétiques.
Dans la deuxième quinzaine de juillet il s’est passé beaucoup de chose sur le front. Le « Normandie » a été engagé dans la bataille d’Orel, une incroyable mêlée mettant en prise quelque six mille chars, quatre mille avions et deux millions d’hommes. Et c’est dans cette bataille titanesque, le plus grand affrontement de chars de tous les temps, que la poignée de pilotes du Normandie s’est lancée avec rage aux côtés de ses camarades russes de la 303e division. « L’effort maximum » demandé par Zakharov, les aviateurs français l’ont fourni sans compter. En quatre jours 112 sorties et 17 avions abattus. Pendant ces quelques jours Normandie a perdu ses cinq pilotes dont un est le commandant Jean Tulasne.
Zakharov est sous le choc de la mort de Tulasne dont il avait pu apprécier la virtuosité et la bavure : « Tulasne aimait le ciel comme on aime la vie. C’était un aigle, un vrai ».
Le 18 août, nous quittons Khationki pour soutenir les nouvelles offensives. Aux fils des semaines, des relations très profondes vont se nouer entre nous et nos mécaniciens russes. Ces hommes, qui ont pour la plupart notre âge, se révèlent au front d’un dévouement extraordinaire. En plus, ils font preuve d’une véritable vénération pour leur pilote. Lorsque nous nous trouvons sur un terrain très près du front, ça leur arrive de veiller sur notre sommeil, les armes à la main. Ils partagent notre joie après chaque victoire et l’on en a vu plus d’un pleurer la disparition de son pilote, tout seul, dans l’alvéole tristement vide après une mission sans retour.
Le 15 juillet 1944 l’amitié entre le pilote français Maurice de Seyne et le mécanicien soviétique Vladimir Biélozoub va entrer dans la légende. Pendant le vol Maurice a eu un petit problème, apparemment une fuite d’essence. Le commandant Delfino lui a indiqué que le terrain était engagé et qu’il pouvait se poser. Aveuglé par l’essence qui recouvrait son par-brise, de Seynes a essayé plusieurs fois d’atterrir dans les marais voisins, mais sans succès. Voyant que c’était impossible, Delfino a prévenu le PC de la 1re armée. La réponse est parvenue sans tarder : abandonner l’avion et sauter. Delfino a transmis l’ordre à son pilote. Les secondes ont passé, interminables, mais pas la moindre corolle blanche dans le ciel. A ce moment-là, le commandant ignorait encore que de Seyne n’était pas seul au bord. Biélozoub, son mécano et ami, voyageait dans le coffre de Yak.
Les pilotes qui attendaient de prendre l’air se sont massés près de la voiture radio. Par le haut-parleur, ils pouvaient entendre la respiration oppressée de leur camarade qui demeurait silencieux dans son avion enveloppé d’une fumée de plus en plus épaisse.
- Maurice, c’est un ordre, saute ! Il n’y a pas d’autre solution !
Mais de Seynes n’a pas sauté. Quelques secondes plus tard, après une ultime tentative d’atterrissage à l’aveugle, son Yak 9 devenu incontrôlable a explosé en percutant le flanc d’une petite colline.
Maurice de Seynes et Vladimir Bielozoub ont été enterrés, côte à côte, entre deux isbas, à Doubrovka. Juste après cette courte cérémonie, les enfants du village sont venus déposer une brassée de fleurs tricolores sur la tombe de De Seynes. Le premier hommage, simple et spontané, du peuple russe, à l’aviateur français qui s’était sacrifié pour ne pas abandonner son frère d’arme soviétique.
Une vingtaine d’années après notre retour en France, j’ai accompagné le général Zakharov chez la mère de Maurice de Seynes à Paris. Avec émotion, nous avons découvert sur une petite table du salon, l’un à côté de l’autre, les portraits de De Seynes et de Biélozoub.
La mère de notre camarade, une vieille dame, nous a dit de sa voix douce que Maurice avait fait le bon choix et qu’elle était fière de lui. L’imposant Zakharov, pourtant endurci par des années de guerre, avait les larmes aux yeux lorsque nous avons quitté l’appartement.
«Эпопея Нормандии-Неман»
Ролан де ля Пуап
(отрывок)
1943 год:
20-го мая мы покидаем Мосальск и отправляемся в Козельск; и 2-го июня мы прибываем в Хатёнки, где вновь находим 18-ый истребительный полк полковника Голубова. Именно здесь (…) мы познакомились с командиром 303-ей авиационной дивизии, генералом Георгием Захаровым. Этот мужчина атлетического телосложения с голубыми глазами, громким командным голосом и крепким рукопожатием является олицетворением советских летчиков (…).
Мы возвращаемся в Хатёнки во второй половине июля (…). Произошло много событий на фронте (…). «Нормандия» в сражении под Орлом невероятными усилиями уничтожила 6 тысяч танков, 4 тысячи самолетов и 2 миллиона людей (…). Именно в этом, самом массивном за весь период танковом противостоянии, группа летчиков «Нормандии» яростно бросилась на помощь своим русским товарищам из 303-ей дивизии. «Максимум усилий» - просил Захаров, французские летчики помогали, не жалея сил. За 4 дня было совершено 112 вылетов и было сбито 17 самолетов (…).
За два дня «Нормандия» потеряла пятерых летчиков, из которых двое были известными историческими личностями. Один из них – майор Жан Тюлян.
Захаров ценил виртуозность и отвагу (…) Тюляна и был глубоко потрясен его гибелью. «Тюлян любил небо так же, как любил жизнь. Это был настоящий герой» (…).
18-го августа мы покидаем Хатёнки, чтобы поддержать новую наступательную операцию, которая готовилась в районе Ельни (…). На протяжении недель начинают складываться очень тёплые отношения между нами и нашими русскими механиками (…). Эти люди, большей частью нашего возраста, на фронте проявляют удивительную самоотверженность (…).
Кроме того, они проявляют глубокое уважение к их летчикам. В то время как мы находимся на земле, близко к линии фронта, они, проявляя бдительность, оберегают наш сон с оружием в руках. Они разделяют нашу радость после каждой победы (…). И не один из них плакал, если его летчик не возвращался назад после боевого вылета (…).
15 июля 1944 года дружба между французским летчиком Морисом де Сейном и советским механиком Владимиром Белозубом стала легендой (…). Во время полета у Мориса случилась небольшая проблема, видимо, была утечка топлива (…)
Командир Дельфино ему указал, что земля близко и он может садиться. Лобовое стекло, окутанное дымом от горящего топлива, ослепляло его. Де Сейн несколько раз пытался приземлиться, но безуспешно. Понимая, что это невозможно, Дельфино поставил в известность командующего 1-ой армии. Ответ последовал незамедлительно: оставить самолет и катапультироваться. Дельфино передал приказ своему летчику. Шли бесконечные секунды, но на небе не появлялся парашют. В этот момент командир еще не знал, что де Сейн не один на борту. Белозуб, его механик и друг, летел в багажном отсеке Яка.
Летчики, которые отдыхали и ждали на земле, собрались у радиопередатчика. Через громкоговоритель они могли услышать сдавленное дыхание их товарища, который молча оставался в самолете, все больше и больше окутываемом густым дымом (…)
- Морис, это приказ, прыгай! Другого выхода нет!
Но де Сейн не прыгнул. Несколько секунд спустя, после последней попытки приземлиться вслепую, его Як 9, ставший неуправляемым, врезался в склон небольшого холма и взорвался.
Морис де Сейн и Владимир Белозуб похоронены рядом друг с другом в Дубровке. По окончании короткой церемонии деревенские дети возложили охапку трехцветных цветов на место падения де Сейна. Нужно отдать дать уважения русского человека французскому летчику, который не оставил советского брата по оружию, пожертвовав собой (…)
20 лет спустя после нашего возвращения во Францию я сопровождал генерала Захарова к маме Мориса де Сейна на проспект Эйлау в Париже. Растроганные мы увидели на журнальном столике в гостиной, рядом друг с другом, портреты де Сейна и Белозуба.
Мать нашего товарища, пожилая и уважаемая дама, сказала нам нежным голосом, что Морис сделал правильный выбор, что она им годится. Даже у закаленного за годы войны Захарова выступили слезы на глазах, когда мы покинули квартиру.
Traduit par Alexandre Marinine
Élève du lycée 19 de Kaluga